ОТКАЗ ОТ РАБОТЫ

Текст и фото: Миина Хуяла

Стоит ли оно того? 

Новое зимнее пальто. 

И туфли для жены. 

И велосипед 

На день рождения сына.

Песня «Shipbuilding» («Судостроение») в исполнении Роберта Уайатта; слова Элвиса Костелло, музыка Клива Лэнгера. 

Необходимость «более глубоких изменений» в связи с климатическим кризисом тесно связана с вопросами труда и работы, особенно — с неравными возможностями от них отказаться. Это влияет на способность вносить изменения и создавать общности,  которые, в свою очередь, могут сформировать новый культурный климат, признающий нашу онтологическую зависимость от того, что мы ошибочно называем «окружающей средой» — будто это лишь наше окружение , а не нечто всеобъемлющее, чему мы обязаны всем, что у нас есть. 

Песня Элвиса Костелло и Клива Лэнгера «Shipbuilding», согласно книге «The Melancholia of Class» («Меланхолия класса») Синтии Круз, рассказывает историю сыновей рабочего класса, отправленных воевать на Фолклендскую войну, в то время как судостроительные компании стали процветать благодаря необходимости строить новые корабли взамен тех, что затонули в сражениях. 

Противоречие между возможностью обеспечить себя (и своих близких), в то же время способствуя продолжению войны (и разрушению, на котором она построена), ставит ребром вопрос «От чего мы можем отказаться?». Связь войны и рабочего класса родственна связи между культурой добычи (потребления, капитализма) и процессом регенерации, благодаря которому возможна жизнь. Имея главной задачу продать, рабочая сила определяет рабочий класс; она участвует в кумулятивном безумии накопления, движимом ростом, лишает и разрушает (буквально убивает) окружающую среду, виды, возможности. 

Художники, протестующие с целью смягчить последствия климатического кризиса, вряд ли повлияют на ситуацию, поскольку этот протест происходит с относительно слабой позиции сопротивления. Бойкот — прерогатива тех, у кого есть доступ к местам власти, а также право голоса в них. В случае с художниками, такими местами могут быть музеи или биеннале. (Подробнее об этом вопросе в публикации на тему бойкотов и современного искусства «I Can't Work Like This» («Я не могу так работать») 2017 года под редакцией Йоанны Варши и участников Международной летней академии изобразительных искусств в Зальцбурге.)

Еще одной чертой «работы в сфере искусства» является то, что мы привыкли к «критике изнутри». Андреас Петросьянтс в своей статье «Inside and Out: The egged to critique» («Изнутри и снаружи: подстрекательство к критике» в журнале e-flux (выпуск, № 110, 2020 г.), пишет о сложности решить, с какой позиции выражать критику. Он упоминает, что так же, как профсоюзы могут стать инструментом контроля над работниками, так и институции могут пытаться заглушить критику из-за вседозволенности: «сама культурная институция тщательно «курирует» (контролирует) критические выступления в духе диалога».

Сейчас, когда письменная документация художественной работы легко становится продаваемым произведением искусства (теряя элемент сопротивления, который, возможно, был заложен в нее художником, работающим под эгидой институциональной критики во избежание коммодификации), а привлечение внимания — это не побочный эффект, а цель, акты сопротивления часто становятся свидетельствами производства ценностей. 

Акты, превращающиеся в товарные единицы, также связаны с ожиданием, что художественная работа приведет к появлению новых возможностей, а не отказу/отречению. В таком случае, как можно отказаться от чего-то — например, эксплуатации «других» и планеты — когда акт «неделания» рассматривается как нечто выгодное?

Протест или забастовка должны рассматриваться не только как способ улучшения (изменения) условий труда, но и возможность отказа от него. Переход к устойчивым практикам и осознанию последствий наших действий потребует развить способность отказаться от работы, которая самым непосредственным образом способствует климатическому кризису. Речь идет не только о символическом отказе: возможно, будет необходимо создание фондов солидарности для всех рабочих, которые хотят перестать работать, например, в углеродной промышленности. МОТ (Международная организация труда при ООН) не затрагивает этот вопрос в своей «Программе достойного труда». Документ содержит расплывчатое упоминание о том, что «…подход (МОТ) нацелен на то, чтобы дать людям возможность преуспеть в цифровом веке с нейтральным углеродным следом; он означает больше, чем накопление человеческого капитала, и охватывает широкие аспекты развития и прогресса в повышении уровня жизни людей, включая их права и благоприятную среду, которые расширяют их возможности и повышают их благосостояние.» Модель производства/потребления, на которой основана западная экономика, долгое время осознанно игнорировала конкретные последствия, оказанные ею на климат и окружающую среду, поскольку они подразумевали необходимость рассматривать работу в первую очередь как добычу сырья, ресурсов, и формулирование человеческих потребностей в этом отношении. Работа художников – это тоже своего рода процесс добычи (в данном случае, внимания), а также использование материалов для ее осуществления. 

Идея о том, что благополучие включает в себя способность «работать хорошо», а также шанс внести вклад в ту работу, которая наиболее важна, по-прежнему актуальна. Это также относится к возможности отказаться от выполнения работы. Размышляя о том, почему рабочее движение и усилия по борьбе с климатическим кризисом не были более согласованы ранее, я вспоминаю книгу Бруно Латура «Down to Earth: Politics in the New Climatic Regime» («Вниз на землю: политика в новом климатическом режиме»). Латур настаивает на том, что социальные и экологические цели не следует рассматривать как взаимоисключающие и говорит, что нам не нужно выбирать «между птицами и зарплатой», а нужно думать о них одновременно. 

Любопытно, что необходимость работать так долго не давала устойчивости выйти на первый план. Подпиливание ветки, на которой мы сидим, опасность, которой мы сами себя подвергаем, каким-то невообразимым образом поддерживает в нас жизнь, поскольку риск падения щекочет нервы. Это культура венчурного капитализма.

«Мы» слишком долго ждали, что оно (государство) сделает правильный выбор и будет инвестировать в «зеленую экономику». Ситуация стала слишком очевидной, когда богатые европейские страны «осознали», насколько они на самом деле зависят от российской энергетики. (В этой ситуации нет ничего удивительного, это был осознанный выбор многих государств, в том числе Финляндии — места, где я я живу — для обеспечения «хороших» инвестиций.)

Но вернемся к сфере искусства и вопросу отказа от работы. Борьба с неравенством как формой трудовой солидарности означает то, что способы нашей работы становятся открыты для структурного анализа. Еще раз, заново, как всегда. Я считаю, что чувство поддержки и солидарность дали бы возможность отказаться от работы тем, кто этого хочет. Этого не стоит ожидать, но если такое желание есть, его нужно уважать, поддерживать этот выбор всеми возможными средствами и не давать голосам тех, кто говорит, что это «глупо», одержать верх. Кажется, что в условиях климатического кризиса, в котором все мы находимся, единственное решение — попытаться стабилизировать и улучшить ситуацию для тех, кто страдает от последствий глобального потепления.

В заключение текста я хотела бы привести цитату писательницы Арундати Рой из ее обращения на Всемирном социальном форуме в 2002 году, заимствованную из книги «Anticapitalist Feminist Struggle and Transnational Solidarity: Chandra Talpade Mohanty» («Антикапиталистическая феминистская борьба и транснациональная солидарность: Чандра Талпаде Моханти») Джеспера Нордала 2019 года: 

«Нашей стратегией должно быть не только противостояние империи, но и ее осада. Нам нужно перекрыть ей кислород. Пристыдить. Высмеять. С помощью нашего искусства, нашей музыки, нашей литературы, нашей настойчивости, нашей радости, нашей гениальности, нашей абсолютной непримиримости — и нашей способности рассказывать собственные истории. Истории, которые отличаются от тех, с помощью которых нам промывают мозги. Корпоративная революция рухнет, если мы откажемся покупать то, что они продают — их идеи, их версию истории, их войны, их оружие, их представление о неизбежности. Помните: нас много, а их мало. Они нуждаются в нас больше, чем мы в них. Другой мир не только возможен, он уже близко. В безветренный, тихий день я слышу его дыхание.»